– Неужели они помирились, Драган? – быстро спросил Якуб.
– Наши люди рассказывают, что отношения у них весьма холодные. Отряды их расквартированы в разных частях города. Сами они почти не встречаются. Разве что по служебным делам у околийного каймакама.
– Постойте, постойте, я что-то не понимаю вас, – прервал друзей Арсен. – О какой ссоре между Сафар-беем и Гамидом вы говорите?
– Верно, ты этого не знаешь, Арсен, – сказал Младен. – Помнишь наш разговор с Сафар-беем в Чернаводе. После этого бюлюк-паша имел стычку с Гамидом и порвал с ним дружбу… Он даже ушел от Захариади, известного лекаря, у которого лечился и Гамид. Узнав об этом, Якуб возвратился в город и две недели лечил Сафар-бея…
– Ненко, – поправил Якуб. – Не Сафар-бея поставил я на ноги, а твоего сына, Младен, который без меня мог бы лишиться руки, а то и жизни… Рана у него была неглубокая, но опасная. Он потерял много крови. Немало пришлось повозиться с ним. И, кажется, он благодарен мне… Правда, все мои уговоры, чтобы он бросил службу в янычарском корпусе и признал тебя, Младен, и Анку родителями, успеха не имели. Как только Ненко выздоровел, он сразу же выступил со своим бюлюком в поход на Украину…
– Тысячи, если не десятки тысяч воинов, сложили там головы, а Гамид с Сафар-беем вернулись целы и невредимы, – с горечью в голосе произнес Младен.
– Младен!.. Не говори так о Ненко!
– У меня нет больше сына, Якуб…
– Но ведь Анка думает иначе!
– Она мать. К тому же больна… Но не об этом сейчас разговор, друзья. Я хочу говорить сегодня только о Гамиде. Мы все трое – Якуб, Арсен и я – имеем много причин люто ненавидеть этого человека и желать ему смерти! Но, вопреки нашему горячему желанию, этот изверг до сих пор ходит по земле и сеет зло. Настало время расквитаться с ним за все его дела! Мы не должны упустить такой удобный случай: Гамид целую зиму вынужден находиться в Сливене. Так воспользуемся этим, друзья!
– Я давно об этом говорю, Младен, – сказал Якуб.
– Да. Однако ж Гамид только сейчас появился в наших краях.
– Я не хотел бы убивать его из-за угла. Для него это слишком легкая смерть! Мы должны выкрасть его и судить сами, – горячился Якуб.
– Я полностью согласен с тобою, Якуб. А что скажут наши молодые друзья?
– Я Гамида не знаю, – сказал Драган, – но, конечно, я всегда с вами.
– Присоединяюсь к вашему союзу, – произнес Арсен. – У меня тоже есть что сказать этому выродку! Дайте только на ноги встать!
– Через две недели ты будешь вполне здоров, Арсен. Раны затянутся, а сил тебе не занимать! Да они и прибывать будут с каждым днем, – успокоил казака Якуб.
– Итак, решено: все наши помыслы, все усилия направим на то, чтобы уничтожить паскудника Гамида! – сказал Младен. – Драган, предупреди наших людей в Сливене, пусть следят за каждым его шагом!
– Он очень осторожен, собака, – ответил Драган. – Сиднем дома сидит. А если и выходит, то с охраной.
– Ну что ж, возьмем вместе с охраной. Пойдем всем отрядом! Если же не удастся поймать, рассчитаемся на месте! Никаких других действий против врага не предпринимать, пока не покончим с этим негодяем! – Младен протянул руку, и сразу же три руки протянулись навстречу и сплелись в крепком пожатии. – Клянемся: пока жив наш враг, мы не отступим от этого уговора! Если смерть сразит кого-нибудь из нас, другие отомстят Гамиду и за него!
– Клянемся!
Прошел месяц. Арсен поправился, набрался сил на гайдуцких харчах и горном приволье. На щеках заиграл румянец, а в глазах появился жизнерадостный блеск.
Не узнать было и его друзей. Роман ходил гоголем. К его пшеничному чубу и ярко-синим глазам очень шел гайдуцкий наряд: белый кожушок с черно-красной вышивкой и узкие белые штаны, заправленные в мягкие юфтовые сапоги. Арсен шутил: «Ты, Роман, как девица! Хоть замуж выдавай!» Пожилой Грива стал степеннее, еще кряжистей и крепче. А пан Мартын, ощутив, как снова в жилах заиграла кровь, незаметно для других принял свой обычный высокомерный вид. Гордо задирал голову, а старательно подстриженные усы, прежде взлохмаченные и опущенные книзу, молодецки закручивал вверх.
Но в гайдуцком стане было не до радости: тяжело болела Анка. В последнее время ей стало совсем плохо.
Сразу после разгрома в Чернаводе и встречи с сыном она долго тосковала, прихварывала. Густая сизая изморозь покрыла ее пышные волосы, под глазами обозначились глубокие синие тени. Однако летом и осенью, пока было тепло, она еще держалась на ногах. Но когда над Планиной прошумели холодные осенние дожди, а потом закружились, завыли метели, женщине стало намного хуже. Жаловалась на боли в левом боку, на одышку, мерзла, несмотря на то, что в хижине с утра до ночи топилась печь. Златка не отходила от матери, поила ее горячим козьим молоком с горным медом, давала снадобья, приготовленные Якубом, обкладывала ноги мешочками с горячими отрубями и песком.
Воевода Младен еще больше осунулся и постарел.
Однажды весь стан всполошился. Слух о том, что Анке стало еще хуже, мигом облетел хижины, и гайдуки высыпали наружу. Арсен и Драган зашли в дом воеводы. Здесь пахло настоями трав и зеленой хвоей, раскиданной по земляному полу.
Анка лежала на высоко взбитых подушках, тяжело дышала. У нее в ногах сидела Златка. Якуб подогревал над огнем какое-то ароматное питье.
Драган с Арсеном остановились у порога.