Вдруг Гамид, что-то сообразив, закричал:
– Воины, не теряйте времени! У этого гяура много золота! Я знаю, он несет гайдуцкую казну. Догоним его – и вся добыча будет вашей! Вперед, смельчаки!
Сначала нехотя, а потом все быстрей и быстрей спахии начали карабкаться вверх. Теперь они не отступят: их подгоняла жадность к золоту, заманчивая мысль о легкой наживе.
– Стойте, сеймены! – крикнул Арсен. – Все равно не догоните меня! Вот, нате последнее!..
Он снова широко разбросал по склону горсть монет.
Спахии вновь остановились. Напрасно Гамид кричал, грозил страшной карой, ругался – ничто не помогало. Его воины как обезумели – копошились в камнях и песке, отталкивали друг друга, выхватывая из рук кусочки холодного желтого металла.
Арсен быстро надел на себя пояс, ставший значительно легче, и кинулся догонять товарищей.
Вскоре совсем стемнело. Когда он поднялся на противоположную гору и оглянулся, позади все было покрыто густою тьмой.
В полночь беглецы подошли к кладенцу Студена Вода.
В гайдуцком стане они позволили себе короткую передышку. Старый пастух-горец угостил их ужином, оседлал для всех свежих коней, принес из кладовки одежду спахиев. За ужином состоялся короткий совет.
– Думаю, нам следует переодеться, – сказал воевода. – По Старой Планине теперь рыскают, кроме Гамида, и другие отряды спахиев и янычар. Так наденем и мы на некоторое время их шкуру, чтобы ввести их в заблуждение. А султанский фирман станет для нас надежным пропуском…
– Хорошая мысль, – сразу согласился Арсен, а в голове сразу родился другой план. Не зная, как отнесется к этому воевода, казак начал издалека: – Однако, друзья, мы должны сейчас обсудить, как доставить фирман на Украину. Время идет. Наступила весна. Через месяц-другой турки могут двинуться в поход…
Он замолчал, внимательно всматриваясь в каждого.
– Что ты предлагаешь? – наконец нарушил молчание воевода.
– Я предлагаю всем двинуться на Украину! Воеводе Младену надо долго лечиться. А с нами будет Якуб. Он и в дороге найдет лекарства… Под видом спахиев, везущих султанский фирман, мы легко преодолеем наш путь!
– Младену трудно будет ехать верхом, – промолвил Якуб.
– Нам бы только добраться до Дуная, – ответил Арсен. – А там мы купим у валахов хорошую каруцу…
Он вопросительно взглянул на воеводу. Тот долго молчал. Все ждали, что он решит.
Нарушила тишину Златка.
– Поедем, отец, – попросила тихо. – Все равно ты не скоро вернешься в отряд… А Драган – надежный байрактар.
Младен лежал с закрытыми глазами на широкой скамье, застеленной одеялом. Якуб успел наложить новую повязку на рану, и острая боль стала постепенно утихать. Воевода думал. Долго думал. Потом тихо произнес:
– Я согласен, друзья. И вправду, наша поездка к руснацким военачальникам принесет большой вред османам, а это на пользу Болгарии!
Арсен облегченно вздохнул. Вот он, путь на отчизну!..
Замелькали, закружились в голове мысли, тревожно забилось сердце. Неужели через месяц-другой он будет на родной земле? Неужели вдохнет солоновато-горький полынный запах, смешанный с запахами созревающего жита и кудрявого любистка? Принесет в Сечь кошевому отчет о своих странствиях в чужих краях да выпьет с товарищами ковш жгучей горилки или игристого меда? Неужели, наконец, отворит скрипучие двери низкой хатенки над Сулою, прижмет к груди поседевшую родимую неньку, онемеет от счастья, вглядываясь в дорогие сердцу лица сестры и деда?
Сладостно-мучительные видения проплывали перед мысленным взором одно за другим, как марево, и так же внезапно, как марево, исчезали.
Дыхание Арсена участилось. Прикрыл глаза, чтобы подольше задержать в мыслях картины родной земли, возникшие перед ним.
О родная земля! Ты как мать – единственная и неповторимая! И совсем необязательно, чтобы ты была самая красивая. На свете есть, возможно, другие страны, полные волшебной красоты, где ласковый шум морского прибоя сливается с нежным пением радужных птиц, а запахи лавра или магнолии настояны на свежести южных ветров.
Ну так что ж!
Пусть ты скромнее в убранстве, пусть твоя красота не так заметна и не каждому бросается в глаза, но от этого ты не менее любима и дорога сыновьему сердцу, родная земля! Ты вошла в него вместе с молоком матери и шумом старой вербы у калитки, с плачем чайки у степного озерца и золотистым шорохом пшеничной нивы за селом, со звуками родного языка и девичьих песен по вечерам. Всем этим и многим другим, часто незаметным для глаза, ты, отчизна, вросла в сердце так прочно, что нет на свете силы, способной вырвать тебя из него и заменить другой…
В дни радости и в дни горя все чувства и помыслы наши мы отдаем тебе, родная земля, отчизна дорогая! Веселишься ли ты от полноты счастья, истекаешь ли кровью и на пожарищах воздеваешь к небу руки в проклятьях и мольбе, мы всегда с тобою, где б мы ни были. И пока бьется в груди сердце, мы не перестанем любить тебя, родная земля!
Прошел месяц. Преодолев немало трудностей и препятствий на пути, небольшой отряд всадников подъезжал весенним днем к Каневу. То, что Арсен и его товарищи увидели на Правобережье, глубоко потрясло каждого. Весь край был опустошен. Города разорены, села сожжены. Тысячи мужчин, женщин и детей крымчаки угнали в неволю. Большая часть населения бежала на Левобережье. Лишь у самого Днепра, среди каневских гор, кое-где остались хутора, не видавшие еще ни татар, ни турок. Но люди были удручены и со дня на день ждали беды.