– Я тоже приехал в ваши степи не для того, чтобы избегать опасности, – напыжился Гамид, поняв, что сейчас Звенигора ему не страшен.
– А не хотелось бы тебе, Гамид-ага, узнать, что стало с воеводой Младеном, Златкой и Якубом? – переменил тему разговора Арсен.
– Конечно. Хотя о Младене и без тебя догадываюсь: он погиб! – со злобой выкрикнул спахия.
– Ошибаешься, ага. Все они живы и здоровы. И не теряют надежды расквитаться с тобой за все твои злодейства!
– Вот как?! Вы все вместе и порознь уже не раз пытались сжить меня со света, но Аллах бережет своего верного сына…
– А где сейчас Ненко, ага? – Арсен умышленно не назвал его Сафар-беем, чтобы спутники Гамида не поняли, о ком идет речь. – Что с ним?
– Он в войске падишаха. Где же ему еще быть? Жив, здоров и рвется бить гяуров!
– Не откажи, ага, в любезности, передай Ненко привет, скажи, что мы все тоже живы, здоровы и помним его.
В ответ Гамид пробурчал что-то невнятное. Но в это время толпа заколыхалась, расступаясь, – от войсковой канцелярии шли два куренных атамана и казначей. Увидев Звенигору, казначей поманил его пальцем к себе и сказал:
– Арсен, немедленно иди к кошевому. У него будет беседа вот с этими…
Атаманы поздоровались с турецкими посланниками.
– Привет и почтение! Честь и уважение! Кошевой атаман славного войска Низового Запорожского ждет вас, послы!
– Заходи, Арсен! – послышался голос кошевого.
Арсен вошел и остановился у порога: за столом, который стоял в глубине просторной светлицы, сидели двое – кошевой Сирко и Свирид Многогрешный. «Ну и денек сегодня! – подумал запорожец. – Недоставало еще с Сафар-беем встретиться!»
Он пристально посмотрел на своего давнего знакомого. Это был уже не тот Многогрешный, которого он знал в Турции. Куда подевались тщедушность и изможденность! Свирид раздобрел и вроде даже помолодел. На нем ловко сидел красный жупан из тонкого сукна, а на ногах красовались мягкие сапоги с подковками.
– Поклон тебе, батько кошевой! Бью челом, дядько Свирид! Каким ветром?
Сирко в ответ кивнул головой. Многогрешный важно встал и надменно поклонился:
– Бью челом, казак. А прибыл попутным ветром – к батьке кошевому от князя Украины Георга Гедеона Вензика Хмельницкого с письмом, а также – как провожатый посольства турецкого султана к запорожскому казачеству. Величай меня, казак, паном хорунжим, а не дядькой Свиридом.
Арсен молча поклонился, не скрывая своего удивления, как изменился Свирид; наглая спесь в его глазах и на округлой физиономии невольно вызвали у казака усмешку. Запорожцу было известно, что несчастный сын Богдана Хмельницького, Юрий, после многолетних мытарств в татарском и турецком плену согласился под нажимом янычар провозгласить себя «князем» и гетманом Украины и даже принял в прошлом году участие в осаде Чигирина. Правда, войско его состояло из татар, которые во главе с турецким агою Аземом не столько штурмовали Чигирин, сколько следили за тем, чтобы их «князь» не переметнулся на сторону урусов. И еще было у него восемьдесят казаков из тех турецких невольников, которые, спасая жизнь, согласились служить в войске падишаха. Припомнив, что именно Многогрешный в Семибашенном замке Стамбула уговаривал невольников идти на службу к туркам, Арсен понял, что он – доверенный Юрия Хмельницкого. Но с чем же прибыл в Сечь этот «посол»?
Течение мыслей Арсена нарушил Сирко: кошевой, очевидно, продолжал прерванную беседу.
– Бог мне свидетель: никогда я не ходил с войском на Украину, чтоб разорять отчизну свою! Не хвалясь, по чести скажу: все мои заботы и старания были направлены на то, чтобы нанести урон нашим исконным врагам-басурманам. И теперь, на склоне лет своих, думаю я не о власти и почестях, не о ратных подвигах, а о том, чтобы до последних дней моих твердо стоять против тех же врагов наших – басурман… Так и передай «князю» своему и гетману Юрию!.. А еще скажи: турки и татары столько горя и зла причинили народу нашему, стольких наших людей порубили, а других заарканили и потащили в неволю, что не с ними следовало бы Юрасю Хмельниченко отвоевывать для себя наследство дедов – Субботов и славный город Чигирин. Народ не поймет его и не поддержит… И на поддержку запорожцев тоже пусть не надеется!..
Многогрешный побледнел. Слушая Сирко, беспокойно бегал взглядом по светлице и мял в руках меховую шапку с бархатным верхом. Видать, не ожидал он такого резкого отказа, как, конечно же, не ожидал этого и сам Юрий Хмельницкий.
Арсену стала понятна цель приезда Многогрешного, он с еще бо́льшим интересом стал следить за выражением лица «посла» – что же он ответит на полные высоких чувств и достоинства слова кошевого?
– Благодарствую за искренний ответ, пан кошевой, – тихо произнес Многогрешный. – Не скрою, что он огорчил меня, а ясновельможного князя-гетмана глубоко опечалит… Он помнит твою любовь и уважение к его отцу, Богдану Хмельницкому, и надеялся на такую же любовь и уважение и к нему. А вон что получается…
– Пан посол, – резко перебил Сирко Многогрешного, – вот уже больше сорока лет держу я в руке саблю и всегда считал, что служу ею не отдельным людям, даже и таким выдающимся, каким был наш покойный великий гетман Богдан, а дорогой нашей отчизне, и только ей одной!.. Так и передай!.. А теперь – иди! Я слышу – пришли послы султана, а их не следует задерживать в Сечи.