Писарь схватил белое перо – начал быстро-быстро писать. А отовсюду летело – с гиканьем, свистом, язвительными прибаутками:
– Македонский колесник!
– Некрещеный лоб, чтоб забрал тебя черт!
– Кобылья подхвостница! Ха-ха-ха!
– Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Го-го-го! Хи-хи-хи-и! – на все лады смеялись казаки.
Сирко поднял булаву. Шум начал стихать. Все еще содрогаясь от смеха, кошевой вытер глаза от слез, промолвил:
– Спасибо, братья! Вот так ответ! Писарь, записал?
– Записал, батько!
– Ну-ка, прочитай! Как это вышло по-ученому?
Запорожцы вновь разразились хохотом. А писарь встал, заложил перо за ухо, поднял руку. Мало-помалу шумливая толпа угомонилась.
– «Запорожские казаки турецкому султану, – начал читать писарь. – Ты – шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь. Який же ты, к черту, рыцарь, коли голым задом и ежа не убьешь! Не достоин ты сынами христианскими владеть! Твоего войска мы не боимся, землей и водой будем биться с тобою! Вавилонский ты кухарь, македонский колесник, иерусалимский броварник, александрийский козолуп, Большого и Малого Египта свинарь, татарский сагайдак, каменецкий кат, подолийский ворюга, самого аспида внук и всего света и подсвета шут, а нашего Бога дурень, свиное рыло, кобылья с…, кровожадный пес, некрещеный лоб, чтоб забрал тебя черт! Вот тебе ответ казаков, плюгавец!.. Числа не знаем, бо календаря не маем, месяц на небе, год в книге, а день – такой у нас, как и у вас, поцелуй за то вот куда нас!»
Последние слова потонули в буйном реготе, вырвавшемся из тысяч луженых казацких глоток.
Часовые на башнях, пушкари у пушек, не зная, что там случилось на раде, удивленно и тревожно всматривались в хохочущее товариство. Однако разглядев, что ничего опасного нет, а наоборот, Сечью почему-то овладело буйное веселье, сами начали улыбаться. Но смех, как поветрие, заразителен. Видя, как товариство поголовно корчится от хохота, часовые и пушкари тоже схватились за животы. Смех потряс крепостные стены и башни. Спыхальский, стоявший в дальнем углу при пушке, задремал было на солнышке. Неожиданный взрыв смеха разбудил его. Не уразумев, в чем дело, и думая, что на Сечь напали татары, он схватил факел и пальнул из пушки.
Выстрел вмиг отрезвил всех. Сирко погрозил пушкарю булавой.
– Кто там дурит? Захотел, сучий сын, чтоб погладил тебя булавою пониже спины?
Спыхальский покраснел, захлопал глазами. Пушкари заступились за него:
– Это мы, батько, на радостях! Привет султану посылаем!
– Ну разве что так! – остыл кошевой и повернулся к писарю: – Подписывай: кошевой атаман Иван Сирко со всем кошем запорожским. Подписал?
– Подписал, батько.
– Вот теперь – хорошо! Перепиши начисто – и отнеси послам султана. Пускай везут на здоровье!
– Батько, среди послов мой лютый враг Гамид. Дозволь с товариством перехватить их в степи и отбить его, – обратился к кошевому Арсен.
– Нет, нет, мы не разбойники! – запретил Сирко. – Встретишь в другом месте – делай с ним что хочешь, а сейчас не тронь! Посол – лицо неприкосновенное!
Арсен недовольно почесал затылок, но спорить с кошевым не решился.
Сирко поднял булаву. Его загорелое, изборожденное шрамами и морщинами лицо сразу посуровело. Выразительные темно-серые глаза под крутым изгибом бровей блеснули, как сталь.
– Братья, атаманы, молодцы! А теперь слушай приказ: делом подтвердим наш ответ чертову султану! Пока Кара-Мустафа под Чигирином стоит, потреплем турецкие и татарские силы возле моря!.. Крыловский, Донской, Каневский и Полтавский курени пойдут с наказным атаманом Рогом промышлять под Тягин. Корсунский и Черкасский – на Муравский шлях татар поджидать. А я с куренями Батуринским, Переяславским да Ирклиевским вниз по Днепру пойду… Землею и водою будем биться с проклятыми басурманами!..
Флотилия запорожских судов-чаек, подняв на себе около двух тысяч казаков – по полусотне на каждом судне, – приближалась к острову Тавань.
Под сильными взмахами весел чайки быстро плыли по одному из бесчисленных рукавов Днепра. Вокруг все заволокло утренним туманом. Запорожцы торопились, чтобы до восхода солнца незаметно подойти к турецко-татарской крепости Кызы-Кермен.
На передней чайке стоит Сирко и пристально всматривается в неясные очертания берега. За бортом плещется теплая мягкая вода, пахнет рогозой и кувшинками. Тихо опускаются и поднимаются стройные ряды длинных весел.
Чайки плывут вплотную друг за другом, чтобы не растеряться в рукавах и протоках. На носах стоят атаманы – ничто не укроется от их зоркого взгляда!
Вот кошевой подал знак, и передняя чайка замедлила ход.
– Суши весла! Суши весла! – послышался приглушенный говор. – Собраться в круг!
Гребцы прижали весла к бортам. Ладьи медленно появлялись из розовой дымки и становились на широком плесе в тесный круг. Ни разговоров, ни кашля, ни бряцания оружия. Запорожцы были опытными воинами и подкрадывались к вражеской крепости, как осторожный охотник к дичи.
– Братья! – произнес Сирко тихо. – Перед нами, за этой косой, – Кызы-Кермен. Крепость мощная, говорят, неприступная! В ней много пушек, большой гарнизон. Стены каменные, высокие – не перепрыгнешь!.. Так вот, чтобы взять ее, надо, стало быть, не головой стены прошибать, не переть на рожон, а чуток пошевелить мозгами…