Тайный посол. Том 1 - Страница 157

157

– Мурза, хан Мюрад-Гирей поступил необдуманно, передав моего сына князя Андрея туркам. Визирь Мустафа грозит ему смертью. Он сообщил мне, что сдерет с головы живого князя Андрея кожу, набьет ее соломой и пришлет мне в подарок, если сегодня до полудня я не сдам Чигирин… Я буду защищать этот город, пока у меня хватит сил! Значит, визирь может выполнить свою гнусную угрозу… Но клянусь, я найду способ отомстить хану за моего несчастного сына! Я прикажу заживо освежевать тебя – тоже содрать с твоей головы кожу, набить соломой и отослать хану…

Саферелей побледнел. У него пересохло во рту. Он хрипло произнес:

– О Аллах, спаси бея Андрея!

– Ты поможешь Аллаху, мурза!

– Я?

– Если хочешь носить голову на плечах, передай хану через своих соплеменников, – Ромодановский кивнул головой в сторону двух пленных мурз, что стояли поодаль, – чтобы спас моего сына! Иначе…

– Якши, якши, – быстро залопотал Саферелей. – Я сделаю так, как приказывает визирь урусов… Однако все в руках Аллаха…

– Безусловно. И прежде всего твоя жизнь, мурза.

Ромодановский отошел, а Саферелей начал все объяснять мурзам, и те согласно кивали головами:

– Якши! Якши!

8

С рассвета начав обстрел Чигирина, турецкие пушки весь день не прекращали огня. Пылающие бомбы и раскаленные ядра, прочерчивая на затянутом дымом небе огненные следы, летели в город со всех сторон. Рушили уцелевшие в предыдущих штурмах дома, поджигали все, что еще могло гореть.

Взрывы сотрясали истерзанную, обугленную, пропитанную кровью землю, рвали ее в клочья. Дым, пыль, горячая зола вздымались высоко вверх, наполняя воздух горячим смрадом.

Замок откликнулся с Каменной горы залпом сорока пушек, послав в поле смертоносные чугунные бомбы и ядра. Пушкари, по приказу полковника Гордона, набили в пушки в полтора раза больше пороха, рискуя быть разорванными вместе с ними. Но пушки выдержали. Зато в турецком лагере вспыхнули шатры, вздыбились, обрывая поводья, ослепленные ужасом кони, страшно заревели верблюды, закричали раненые.

Дым черно-бурой тучей окутал Чигирин. Сквозь него проглядывало грозное кроваво-багровое солнце.

Атаки турок продолжались целый день. Тысячи янычаров, спахиев, ордынцев, размахивая саблями, с криками, с перекошенными от ярости и страха лицами, с пиками, знаменами, подбадриваемые завыванием зурн и грохотом барабанов, шли и шли на приступ. В полдень взлетела на воздух сторожевая башня Крымских ворот. Не обнаруженный вовремя подкоп причинил страшные разрушения в стене. Плотные колонны янычаров ринулись туда.

Второй взрыв потряс весь Нижний город. Разлетелась в прах часть стены на восточном, низком, берегу Тясмина. В пролом, как вода в половодье, хлынули четыре тысячи воинов Каплан-паши. За ними врывались все новые и новые турецкие отряды.

Комендантский дом – бывший дорошенковский больверк – был разрушен прямым попаданием бомб. Комендант, окольничий Ржевский, душа обороны, все время находился со стрельцами на стенах. Заметив, что в пролом ринулись турки, он, во главе горстки воинов, бросился навстречу врагам, чтобы выбить их из крепости. Но вдруг впереди сверкнул огонь – и горячий осколок врезался ему в лицо. Залитый кровью, окольничий замертво упал наземь.

С этого момента защитники Нижнего города, не сумев отбросить атакующих и забить проломы в стенах мешками с землей, начали сдавать врагу одну улицу за другой. К вечеру стало ясно: Чигирин не удержать… И тогда случилось самое страшное: остатки стрелецких полков и полков сердюков покатились к Калиновому мосту. Их было немного, но, собранные в одном месте, они еще могли бы некоторое время сдерживать врага. Однако страх и безысходность уже овладели сердцами воинов. К тому же все командиры, в том числе комендант Ржевский, полковники Рубан и Коровка, были либо убиты, либо тяжело ранены. Сотни людей, утратив веру в то, что Чигирин еще можно отстоять, кинулись к мосту. За ними погнались янычары. Старый подгнивший мост не выдержал тяжести множества людей, их неудержимого бега – с треском развалился, погребая под своими обломками в глубине Тясмина тех, кто только что находился на нем. Крики отчаяния, ужаса раздались у моста! Люди прыгали в реку и пытались вплавь добраться до противоположного берега. Одним посчастливилось это сделать, другие, особенно раненые и те, кто не умел плавать, тонули на глубине. Но и это жуткое зрелище не могло остановить задних: страх перед янычарами был сильнее смерти в воде.

Гордон с уцелевшими воинами своей дивизии и сердюками полковника Коровки, перешедшими под его командование после ранения их командира, опасаясь окружения, оставили Верхний город и заперлись в замке. Наступили последние часы героической обороны Чигирина.

9

Воевода Ромодановский видел в подзорную трубу, какого мужества, каких усилий и крови стоило защитникам Чигирина с утра до ночи отбиваться от все новых и новых янычарских полков. Казалось, люди, которых к тому же было во много раз меньше, чем нападающих, не могли выдержать такого напряжения. Взлетали на воздух стены, рушились дома, взрывались, поднимая в небо черную землю, турецкие бомбы и мины, дым клубился, заволакивая все, как осенний туман… Но Чигирин не сдавался – стоял! Из замка то и дело гремели залпы пушек и гаковниц, трещали выстрелы мушкетов и тульских пищалей, на башнях развевались знамена: малиновое – казацкое, голубое, с ликом святого Георгия, – дивизии Гордона.

157