Озверевшие янычары с визгом налетали на сердюков. В шанцах, на холмах, между возами тысячи людей, побросав мушкеты, рубились саблями. Лубенцы стояли бесстрашно, не отступали ни на шаг. Рядом с ними – стрельцы Гордона.
Сердце Арсена кипело яростью и местью. Его сабля взлетала без устали. Он видел перед собой врагов, которые безводной полуденной степью тащили его на аркане, издевались над ним и избивали, как скотину. Теперь они пришли сюда, чтобы сделать то же самое со всеми его близкими, со всем его народом… Нет, скорее он костьми ляжет на этих лысых приднепровских холмах, нежели увидит, как басурманская сыромятина свяжет белы руки Златки и Стеши!..
Бой кипел по всему полю. Но каждому бойцу казалось, что именно на него налетали самые отчаянные янычары, что именно он отстаивает сейчас честь всего войска.
Рядом с Арсеном дрались Иваник и Кузьма Рожков. Маленький сердючок оказался на редкость бесстрашным человеком. Он не мог дотянуться своей сабелькой до врагов, но нападал на них так яростно и самоотверженно, что те, пораженные неожиданным напором и особенно пронзительным визгом, с которым набрасывался на них «Малый шайтан», отступали. Но они не могли уйти от сабли Звенигоры. Никогда еще не дрался запорожец с таким неистовым подъемом, как сегодня. Весь холм, на котором турки окружили их троих, был покрыт телами убитых и раненых янычаров.
– Арсен, стерегись! – вдруг крикнул Ив аник.
Тот оглянулся. На него мчался, страшно выпучив глаза, янычарский ага. Длинная кривая сабля высоко занесена для удара. Еще миг – и она рассечет голову Арсену. А здесь, спереди, наседают сразу трое… Спасения нет!
Это понял и Иваник. Его маленькое тело собралось в тугую пружину и метнулось клубком под ноги турку. Янычар споткнулся и упал. Оба покатились по земле. Блеснула сабля Рожкова и спасла Иваника от неминуемой смерти.
Иваник вскочил, пнул ногой еще теплое тело аги:
– С тебя хватит, т-турчина! Отвоевался, знаешь-понимаешь! – И снова, схватив саблю, кинулся на врагов.
На выручку лубенцам подошел Миргородский полк во главе с самим гетманом. Миргородцы обогнали Самойловича, ворвались на позиции лубенцев и ударили с ходу… Тысячеголосое «слава» всколыхнуло воздух. Янычары дрогнули. Отступили. Старались задержаться в предполье, но натиск был таким сильным, что бежали они до своих шанцев.
На второй и третий день Кара-Мустафа направил огонь всех своих пушек на курские и московские стрелецкие полки. После жесточайшего обстрела, длившегося от рассвета до заката, янычары, спахии, сеймены в пешем и конном строю непрерывно, до самого вечера, атаковали эти полки, пытаясь прорвать оборону урусов. Но и здесь успеха не имели. Заполнили телами раненых и убитых все шанцы, обильно полили кровью рыжие крутые возвышенности – и снова отступили.
А в ночь на 18 августа 1678 года московские и украинские войска перешли в решительное наступление по всему Бужинскому полю.
Бой начался одновременно на всех направлениях. Скрытно подобравшись апрошами к вражеским позициям, стрельцы и сердюки густой лавиной ворвались в турецкие шанцы. На левом крыле конные казачьи полки с ходу глубоко вклинились между Крымской и Буджакской ордами.
Ночь была тихая, лунная. В безоблачном темно-синем небе летающими светлячками мерцали огромные серебристые звезды. Внизу, под холмами, голубым хрусталем блестел под луною Днепр.
И ночь, и приднепровские холмы в один миг содрогнулись от топота, крика, пушечной пальбы и мушкетной трескотни. Гигантской подковой – на несколько верст – забурлило, загудело, заклокотало неистовое кровавое сражение.
До самого рассвета битва бушевала с переменным успехом. Янычары и ордынцы отчаянно сопротивлялись. Силы противников были почти равными.
Но вот Самойлович и Ромодановский ввели в бой два свежих пехотных полка. Потрепанные турецкие воины не выдержали стремительного удара и – покатились назад. Стрельцы и сердюки перемахнули через вражеские шанцы, врезались в толпу беглецов, нагоняя на них страх и панику.
Арсен с Рожковым и Иваником оказались в самом центре боя. Резервные полки стрельцов и сердюков наступали как раз через их позицию и вовлекли и их с собой в прорыв, образованный в турецкой обороне. Они бежали вместе со всеми, кричали, взмахивали саблями и рубили темные фигуры, появлявшиеся из предрассветной мглы.
Когда взобрались на холм, увидели, что слева и справа турки остались далеко позади. Перед ними – шагах в ста – на кургане виднелся большой шатер, возле которого на высоком толстом шесте колыхался бунчук. Перед шатром – большая группа людей. В серой дымке нельзя было разобрать, кто это, но какое-то предчувствие подсказало Арсену, что перед ними – сам визирь Кара-Мустафа со свитой… Какой превосходный случай захватить его в плен! Еще один рывок – и…
Но тут запорожец замыслил иное. Вспомнил, как не раз повторял ему старый Метелица: «Если хочешь меньшими силами одолеть сильного врага, придумай что-нибудь такое, чтобы заронить в его сердце страх. Убей в нем веру в победу!» И время сейчас самое подходящее, чтобы подорвать боевой дух османских воинов.
Арсен остановился, поднес ко рту сложенные рупором ладони и громко, пересиливая шум боя, закричал по-турецки сначала в одну, а потом в другую сторону:
– Ойе, правоверные, урусы обошли нас! Хан Мюрад-Гирей, да будет проклято имя его навеки, позорно бежал с поля боя! Ойе, вай, вай! Верные сыны падишаха, будем стоять насмерть на этой земле сарматской, но не отступим ни на шаг! С нами Аллах!..