В жизни Златки и Арсена это было счастливейшее время. Миновали, канули в прошлое тяжелые испытания и опасности, которые встречались на их пути. Отшумела, как грозовая ночь, опустошительная кровавая война… Их чувства, нежные, сильные, красивые, которые они не таили, переполняли молодые сердца. Златка от любви расцвела еще ярче. Глаза ее, теплые, синие, как летнее море, искали глаза Арсена и, встретив, не могли оторваться от них. Шутливо и с грустью она грозила милому, что поедет в Сечь и выпишет его из запорожского реестра, чтобы он всегда был с ней.
– Женщин в Сечь не пускают, – улыбался Арсен.
– Ничего, ничего. Я и до самого кошевого доберусь…
Но в Запорожье пришлось выехать Арсену, а не Златке, и к тому же очень поспешно.
Неожиданно на хутор прискакал гонец и сообщил, что все запорожцы должны прибыть в Сечь на раду.
– Это ненадолго, – утешал Арсен Златку.
– Вдруг опять что-нибудь опасное…
– Ну какая там опасность! Выберем нового кошевого. Наверняка им опять будет Иван Сирко, если только старина не заболеет… Выпьем на радостях горилки да меду – и по домам…
Златка ничего не сказала. Только васильковые глаза потемнели от тревоги за любимого.
Через несколько дней в Дубовую Балку заехали запорожцы из Лубен и Лохвицы, и Арсен с Романом отправились вместе с ними. Спыхальский тоже порывался, но был еще слаб, еле бродил по хате. Печальным взглядом провожал всадников, сокрушался:
– Най бы меня шляк трафил, какое лихо постигло человека! Ни тпру ни ну! Сиди, пан Мартын, на лежанке, как пес на привязи… Тьфу!
Письмо запорожцев дошло до султана. Разъяренный неудачными походами на Чигирин, Магомет Четвертый просто обезумел от неслыханной наглости, по его мнению, каких-то бродяг, голодранцев, которые посмели так зло высмеять его, самого наместника Аллаха на земле. Драгомана из бывших полоненных казаков, который прочитал и перевел письмо, велел немедленно казнить, а свиток желтоватой плотной бумаги бросил под ноги, в ярости топтал его, а потом сжег над свечкой.
– Я уничтожу Запорожье!.. – кричал в исступлении.
Истошный крик разнесся по всем уголкам огромного султанского дворца. Испугалась дворцовая стража. Побледнели паши и чауши, упали ниц все, кто был в тронном зале, ожидая выхода своего повелителя.
– Сровнять с землей эту гнусную Сечь! – еще громче визжал султан, оглядывая мутными от гнева глазами согнутые спины подданных.
Визирь, паши, великий муфтий, ученые муллы, чауши эхом откликнулись:
– Воля падишаха – воля Аллаха!
В конце декабря, зимней студеной ночью, крымский хан, выполняя приказ султана, с сорокатысячною ордою и пятнадцатью тысячами янычаров и спахиев, присланных по морю из Турции, тайными дорогами, известными только опытнейшим проводникам, подходил к Сечи.
Еще в Бахчисарае он вместе с мурзами и гениш-ачерасом Мурас-пашой обдумали, как уничтожить гнездо гяурских разбойников – Запорожскую Сечь. Все согласились с тем, что запорожцев надо застичь внезапно, когда они не ждут нападения и когда их в Сечи поменьше. Известно, что на зиму запорожцы расходятся по зимовьям, оставляя лишь шестьсот-семьсот человек для охраны крепости. Поэтому хан и надумал напасть в ночь на второй день Рождества, рассчитывая, что запорожцы перепьются в праздник, будут спать как убитые и их легко будет перерезать, как куропаток.
Хан горбится в седле, кутаясь в теплый тулуп. Но мороз щиплет за нос и щеки, а свирепый северный ветер забирается под суконный башлык и вгрызается в тело.
Орда пробирается степью тихо. На последнем привале воины вволю накормили коней, чтобы не ржали, приладили, приторочили все оружие, чтоб не было слышно бряцанья. Только глухой гул несется над землей от тысяч копыт, но и его ветер относит прочь от Сечи в ногайские степи.
Из темноты вынырнули два всадника. Подъехали к хану, поклонились. Хан натянул повод, остановился. Узнал мурзу Али из улуса Ширин-бея. Второй всадник держался позади.
– Великий хан, – сказал Али, – в двух фарсахах отсюда Днепр. На той стороне – Сечь. Наш друг Чернобай говорит, что здесь должна быть казачья застава. Я приказал передовому отряду остановиться…
– Хорошо. Но не будем же мы стоять здесь бесконечно. Возьми полсотни воинов, Али, проберись незаметно вперед, найди заставу. Чтоб ни одной души не выпустили! Мы должны подойти к Сечи незамеченными! Пусть Чернобай покажет дорогу.
– Повинуюсь, великий хан!
Всадники развернули коней – помчались в холодную темень ночи.
Вскоре все войско собралось в глубоком овраге. Али с Чернобаем отобрали самых ловких воинов, спешились и тихо, друг за другом отправились вперед. На вершину холма выбрались, прижимаясь к земле, притаились в зарослях сухой, полузанесенной снегом полыни. Дальше Чернобай пополз один.
Снег набивался ему в рукава, голенища. Поземка секла лицо. Но он не обращал на это внимания. Как хищный зверь, раздвигал острым лицом бурьян, принюхивался к морозному воздуху.
Вдруг замер: запахло дымом. Приподнял голову над сугробом, осмотрел все кругом. На холме виднелась черная сторожка. Возле нее, на фоне темно-серого неба, вырисовывалась треногая вышка.
Бекет! Запорожская застава!
Чернобай тихо свистнул. К нему подполз Али. Позади него, в сухих заснеженных стеблях бурьяна, темнели лохматые малахаи татар.