Тайный посол. Том 1 - Страница 35

Но он не останавливается. Нет, нет, только не останавливаться, не упасть, это – смерть!

Ему мерещится, что он лежит где-то здесь, на каменистой, раскаленной, как огонь, земле и к нему подкрадываются шакалы и гиены. В руках и ногах нет сил подняться, отогнать зверей, которые только и ждут той минуты, когда можно будет полакомиться нежданной добычей. Потом прилетят орлы-стервятники, расклюют то, что останется от зверей, и разнесут белые кости в разные концы пустыни. Бр-р-р!..

Нет, ему никак нельзя здесь погибнуть! Где-то далеко, далеко, на Украине, его ждет мать. Выходит на высокий курган над Сулою и долго смотрит в степь – не едет ли Арсен, ее сын любимый, ее надежда?.. Потом молча спускается вниз, к хате, разговаривает с дедом и Стешей. Наконец, ложится спать. Но сон медлит, не идет к ней, тоска обвивает ее сердце, а непрошеные горючие слезы до утра выедают глаза… Нет, он должен одолеть все, даже смерть, должен идти дальше, чтобы наступил тот радостный день, когда улыбнется от счастья мать и ласточкой кинется сыну на грудь!..

Ему нельзя бесследно уйти из жизни еще и потому, что на совести лежит тяжким камнем долг перед кошевым Сирко, перед всем сечевым товариществом. Ведь как полагался на него кошевой атаман! Как надеялся, верил, что поездка будет удачной, что Арсен и брата из неволи выкупит, и важные вести привезет из Турции… Но человек предполагает, а Бог располагает! Вместо счастливого возвращения сам попал в неволю, как птица в силок. Что теперь думает о нем кошевой? Проглядел глаза? Надеется? Ждет? Напрасно: не скоро доведется казаку ступить на родную землю. Да и доведется ли? А все из-за Чернобая!

Чернобай – вот еще кто крепко держит его на этом свете! Жгучая ненависть распирает грудь, толкает все вперед и вперед! Выжить, вернуться, чтобы встретиться с изувером с глазу на глаз!

Арсен вытирает грязным рукавом лицо, облизывает потрескавшиеся губы распухшим, словно войлочным, языком и упрямо идет дальше…

На четвертый день, после полудня, совсем обессилев, он вскарабкался на гребень горы и увидел широкую отлогую долину, на противоположной стороне которой паслась большая отара овец.

Сердце радостно забилось… Там люди! Там есть вода! Пастухи никогда не отходят далеко от нее. Поблизости, наверное, колодец или ручей, где они поят овец.

Он остановился и перевел дух. На радостях чуть ли не сразу бросился вперед, но вовремя смекнул, что и с пастухами встреча может плохо кончиться для него. Пастухи, конечно, вооружены луками, пиками, ножами, а у него только голые руки, да и те отказываются ему служить от усталости, голода и жажды.

Казак превратился в охотника, выслеживающего дичь. Осторожно, прячась за каждый кустик, за каждую глыбу, что попадались по пути, стал окольным путем приближаться к отаре. В голове гудело, руки и ноги дрожали. Но он полз все ближе и ближе.

Разумней было бы свернуть в сторону и соседней долиной обойти пастухов, но Арсен чувствовал, что на это у него уже не хватит сил. К тому же над костром он увидел закопченный казанок, из которого доносился необычайно приятный, щекочущий запах вареного мяса. Этот запах дурманил беглеца и манил к себе.

Почти полчаса потратил Звенигора на то, чтобы незаметно приблизиться к костру. Подкрадывался с подветренной стороны, чтоб не учуяли собаки. Наконец, зажав в руке острый камень, притаился за глыбой известняка, выжидая удобный момент, чтобы ударить пастуха по голове.

Бородатый пожилой пастух в поношенном джеббе и островерхом войлочном кауке помешивал длинным блестящим ножом в котелке. Потом, отложив нож в сторону, вытащил из кожаной торбочки узелок, наверное с солью, и начал подсыпать в варево, мурлыкая какую-то песенку.

Наступило самое подходящее время для нападения. Занятый своим делом, пастух не слышал тихих, крадущихся шагов. Арсен на мгновение замер, как бы собираясь с силами. Медленно занес над головой бородача камень. Но тут его словно толкнуло что-то в грудь; рука с камнем дрогнула и опустилась вниз. До сознания дошла родная, знакомая еще с детства песня:

Идут волы из дубравы,
А овечки с поля.
Говорила дивчинонька
С казаченьком стоя.

Он весь подался вперед и глухо вскрикнул:

– Брат!.. Земляк!

Пастух от неожиданности выронил узелок с солью и обалдело смотрел на камень, упавший к ногам незнакомца.

– Свят, свят, свят! Животина ты или сатана… сгинь, нечистая сила! – бормотал тот, отступая назад.

Арсен с удивлением и радостью узнал в пастухе Свирида Многогрешного. Поспешил успокоить его:

– Не бойся, дядько Свирид, я такой же невольник, как и ты… Помнишь запорожца Звенигору?.. У Гамида, будь он проклят, погибали вместе… А сейчас помираю от жажды… Пить!.. Ради всего святого, дай попить! Потом все расскажу…

Пастух, все еще опасливо поглядывая на оборванного, обросшего незнакомца, в котором с трудом узнавал дюжего запорожца, вытащил из-под кошмы овечий бурдюк и деревянную чашку, налил синеватого овечьего молока, разбавленного водой.

– Пей, это айран…

Арсен жадно припал к чашке, одним духом опорожнил ее. Айран отдавал запахом бурдюка, но был прохладный, кисловатый и хорошо утолял жажду. После четвертой чашки почувствовал облегчение. Огонь, который жег грудь, стал затухать.

Он сел возле костра. Теплая, пьянящая истома разлилась по всему телу. Из котелка пахло вареным мясом и лавровым листом.