Под ногами хлюпает вода, а вверху, над головами, тихо шелестит твердая, грубая листва – ш-ш-ш!..
Казалось, что идут они слишком долго. Уже и берет должен бы давно появиться.
– Пан Мартын! Где ты? – приглушенно окликнул Арсен, не уверенный, что не заблудился.
Прислушался… Нет ответа.
Двинулись дальше. Шуршит высокий камыш, чавкает жидкая болотная грязь, где-то неподалеку снялась, захлопав крыльями, испуганная утка.
А в сердце закрадывается неясная тревога:
– Пан Мартын! Эгей! Отзовись!
Но ни звука в ответ.
Неужели сбились с дороги? В плавнях, где перед тобой все время стоит глухая зеленая стена, это немудрено… Так нет, это та самая тропка, по которой они выходили, направляясь в Рудник!.. Вот знакомый куст ивняка… Чуть дальше – темнеет высокая и тоненькая, как свечка, ольха… А вот, наконец, и долгожданный берег!.. Река… Блестит, серебрится бесконечная лунная дорожка…
Тишина. Ни души.
Где же Спыхальский?
Арсен внимательно осматривается вокруг. Густой камыш, стеной стоявший здесь, когда они уходили утром, теперь лежит прибитый к земле, истоптанный, будто по нему пронеслось стадо диких кабанов. У самого берега выглядывает из воды полузатопленная лодка, а рядом с нею торчит воткнутое рукоятью в ил длинное прочное весло…
Какое же злоключение разыгралось здесь? Кто скажет?
– Пан Мартын!.. – в отчаянии закричал Арсен, поняв, что с поляком произошло какое-то несчастье.
– А-ан… ы-ы-ын… – раскатисто ответило эхо и замерло в тревожной, гнетущей тишине.
Море пустынно. Ни корабля, ни паруса. Голубые волны с глухим шумом разбиваются о прибрежные камни, надоедливой однообразностью навевая гнетущую тоску на Момчила.
– Яцько, – обратился старик к пареньку, вытянув к морю морщинистую шею, – у тебя молодые глаза, погляди: не лодка ли показалась из-за каменного мыса? Иль, может, чайка пронеслась над водой?
Яцько долго всматривается в белесую даль, но ничего не видит.
– Нет никого, просто показалось.
Момчил сокрушенно покачал головой и сказал глухо, утешая не столько собеседника, сколько себя:
– Ну, не волнуйся, будут. Куда бы им деться? Приплывут…
– Конечно, приплывут, – уверенно подтвердил Яцько. – Звенигора и не в таких переделках бывал, а живым всегда возвращался. А это – так себе, прогулка. К тому же, бай Момчил, не нужно забывать, что Арсен – казак!..
Момчил улыбнулся в седую бороду и обнял Яцька за плечи:
– Знаю, хлопец. Потому и не очень тревожусь… Но не пора ли нам вечерять? Вон солнце заходит. – И он направился к хижине.
Ужинали вчетвером. Якуб уже почувствовал себя лучше и примостился в красном углу, Златка постелила ему большой Момчилов кожух.
Хижину освещала сальная свеча. Желтоватый огонек помаргивал в углу перед образами, и по комнате колыхались, дрожали боязливые тени.
Златка сидела напротив окна. Личико заострилось, исхудало, но от этого она казалась еще нежнее и красивее. Печальные темно-синие глаза внимательно вглядывались в маленькие черные стекла оконца, а мыслями девушка была далеко в море, где, возможно, в это самое время Арсен рассекал веслами воду, торопясь к ней.
Удивительные вещи случаются на свете. Арсен и она очень редко разговаривали наедине. И почти не говорили о своих чувствах. Но оба знали, как крепко любят друг друга. Молчаливое объяснение взглядами сказало им больше, чем тысячи слов.
Девушка машинально отправляла в рот кусочки солоноватой брынзы и мысленно представляла закованного в цепи невольника, стоящего над побежденным барсом. Обросший, грязный, окровавленный… Но не это запало ей в сердце. Ее удивил сам подвиг. Она поняла, что барс не случайно оказался во дворе, что его загодя готовили к поединку с этим человеком. А еще больше ее поразил взгляд незнакомца: в нем было и удивление, и восхищение, и смущение, граничащее со стыдом. Еще никто так не смотрел на нее. Она выросла в мрачном замке, среди нянек и жен Гамида, почти не видела юношей, а тем более таких храбрецов, о которых так интересно рассказывалось в песнях и сказках. И вдруг появляется мужественный юнак – даром что невольник! – и спасает ее от страшных когтей дикого зверя! Она была безмерно благодарна казаку и старалась хоть чем-нибудь помочь в его безрадостной жизни. Думала о нем долгими вечерами. Из этих чувств и мыслей, очевидно, и выросла ее первая любовь…
Где же он теперь? Прошло уже четверо суток. А дед Момчил ждал их еще вечером третьего дня.
Неожиданно до ее слуха донесся глухой топот конских копыт. Она растерянно взглянула на Момчила и Яцька. Встала.
– Вы слышите?
Момчил вскочил с лавки. Он тоже услышал, как к хижине приближался конный отряд. Это мог быть только разъезд янычар. Что им здесь надо?
– Яцько, айда из хижины! Спрячься так, чтоб тебя не заметили, – подтолкнул он паренька в плечо, а Якубу и Златке махнул рукой, чтобы оставались на месте. – Вы турки, вас не тронут!
Яцько быстро шмыгнул во двор. Момчил вышел следом за ним.
К хижине приближались всадники. В темноте Момчил не мог разглядеть, сколько их было – пять, десять или больше.
Увидев хозяина хижины, передний подъехал к нему и ткнул старика в грудь нагайкой:
– Кто такой?
– Здравей, ага! – поклонился Момчил. – Я Момчил Крайчев. А ты кто?
Вместо ответа спахия удивленно свистнул и повернул голову назад: