Немного отдохнув и снова подкрепив силы едой, Арсен громко заохал, застонал. Послышался голос часового:
– Чего тебе, гяур?
– Ой, что-то мне плохо!.. Сюда! Скорее!..
Хлопнула дверь. На пороге с фонарем в руке появился янычар. Нехотя стал спускаться, извергая поток проклятий на голову узника:
– Чтоб ты сдох, проклятый гяур! Чем ты так понравился, паршивый пес, бюлюк-паше, что я должен оберегать тебя? Тьфу! – Он шагнул с последней ступеньки. – Где ты тут, шайтан тебя забери!
И тут Арсен выступил из темноты и изо всех сил ударил его крюком в грудь. Тот только охнул и тяжело опустился на землю…
Быстро сняв с аскера одежду, Арсен переоделся, взял ятаган и кинулся вверх.
Снаружи стояла ночь. Голубая мгла окутала землю. Из-за Синих Камней всходил узкий серп месяца. Над городом нависла тревожная ночная тишина, изредка нарушаемая лаем собак.
Прячась в тени, Арсен осторожно пробрался к калитке, которая вела к домику Сафар-бея. Часового не было. В саду пахло розами, шелестели верхушки деревьев, шуршали под ногами мелкие камешки.
В одном окне тускло мигал свет. Арсен заглянул, надеясь увидеть Златку или Якуба. Но там, склонив голову на стол, дремал янычар.
– Срочный приказ Сафар-бея! – стукнув в окно, прокричал Арсен.
Не помышляя об опасности, янычар появился на крыльце, почесывая пятерней обнаженную грудь. Не успел он и слова вымолвить, как удар по темени свалил его.
Ловко связав янычару руки и ноги, Арсен втянул его в комнату и затолкал под кровать. Выживет – его счастье.
Из соседней комнаты послышались приглушенные голоса.
– Златка, Якуб! Вы здесь?
– Кто там? Неужели ты, Арсен? – послышался голос Якуба.
– Я! Открывайте!
– Легко сказать! Мы под замком.
Арсен поднял свечу. Отодвинул тяжелый кованый засов. Двери распахнулись. На пороге стояли встревоженные Якуб и Златка.
– Друг, как ты сюда попал? Один! Ночью! – удивился Якуб. – Где же Сафар-бей?
– Лучше спроси, кто такой Сафар-бей!
– Как тебя понимать?
– Сафар-бей – это Ненко! Понимаешь – Ненко, сын воеводы Младена, брат Златки!..
Якуб и Златка оторопели. В глазах – ужас. Они как к земле приросли. Новость лишила их речи.
– Не может быть! – выдавил наконец из себя Якуб. – Где же он сейчас?
– Кто может знать, где он сейчас! Утром выступил в поход на Чернаводу, чтобы захватить в плен или убить Младена, разгромить гайдуков!..
– О Аллах!.. – простонал Якуб. – Может, ты ошибся, Арсен? Может, Сафар-бей вовсе не сын воеводы?
– Я видел у него на руке три длинных шрама… Помнишь?
– Как не помнить!
– Я видел его встревоженные глаза, когда он услышал от меня имя Ненко. Он что-то помнит… Хотел расспросить меня, но Гамид выстрелил из пистолета мне в голову. Я потерял сознание. Когда опомнился, ни Гамида, ни Сафар-бея уже не было.
– Так и Гамид здесь?
– В том-то и дело.
– Аллах экбер!.. – простонал Якуб. – Ты снова сводишь меня с этим мерзавцем! Круг замыкается на той же земле, где начался. Это хорошая примета. Теперь, Гамид, ты не выскользнешь из моих рук!.. Но что же нам делать с Ненко и Младеном? Может произойти непоправимая беда!
– Мы должны предупредить их встречу! Лучше всего рассказать Сафар-бею все откровенно, чтобы знал, кто он такой и кто для него воевода Младен.
– Как же это сделать? Разве мы можем выйти отсюда?
– Вы свободны.
– А наш часовой?
Арсен показал на ноги, торчавшие из-под кровати.
– Он нам не помеха. Пошли!
Урочище Чернавода названо гайдуками так, вероятно, потому, что протекал здесь маленький извилистый горный ручеек между черными каменистыми берегами в дикой и мрачной долине, отрезанной от всего мира неприступными скалами и непроходимыми лесами. Там, в вековечных чащобах и зарослях, в надежном, самой природой укрепленном месте, укрылся гайдуцкий стан, называемый самими повстанцами гайдуцким сборищем. Как зеницу ока оберегали его гайдуки от султанских лазутчиков и соглядатаев, много раз безуспешно старавшихся проникнуть сюда. Как кровь к сердцу стекались десятки и сотни мужественных сынов Болгарии в свой стан, чтобы бороться за свободу, против гнета и насилия султанских наместников – бейлер-беев, санджак-беев, пашей, айянов и их прихвостней.
Таких сборищ по всей Старой Планине и по всей стране насчитывалось немало, но более всего их было в Сливенском округе, ставшем центром общенациональной борьбы.
Сразу после недоброй памяти 1396 года, когда в итоге жестоких и кровопролитных трехлетних боев раздробленная и обессиленная феодальными междоусобицами Болгария была порабощена османами, началось гайдуцкое движение. И Сливен дал ему выдающихся предводителей – Богдана-воеводу, Мирчо-воеводу, Тимануша-воеводу, Страхила-воеводу, Стояна-воеводу и многих других воевод, байрактаров и гайдуков, которых народ на протяжении многих веков прославлял в своих песнях.
Никогда не затухали здесь искры народного гнева, то сильней разгораясь огнями восстаний, то пригасая на время. Но затухнуть совсем не могли.
Гайдуцкое движение носило в основном сезонный характер. Как правило, дружины и четы собирались на Юрьев день, в мае, – гайдуки давали перед воеводой и товарищами клятву на верность, принимали торжественную присягу, и после этого начинались боевые действия. А распускались отряды в сентябре, на Хрестов день. Большинство повстанцев расходились кто куда – кто по домам, кто к верным друзьям – ятакам, которые помогали им во всем, а кое-кто даже в Стамбул, где скрывались на время зимы среди беднейшего городского люда – ремесленников, мелких торговцев, старцев и бродяг. А наиболее стойкие и известные, которым опасно было появляться в людных местах, оставались в станах, где жили до весны, сохраняя и готовя оружие, порох, одежду и другие припасы.