Он отступал все дальше к окровавленному и заваленному трупами заслону. Потом внезапно сделал глубокий выпад. Воевода вынужден был податься назад и уперся в спину Стояна. Против молодого гайдука сражался тоже лишь один янычар.
– Стоян, слушай внимательно, – повернув набок голову, тихо проговорил Младен. – Сейчас мы отступим к воротам… Ты у нас лучший бегун. Попробуй добраться до наших… Передай мой приказ: всем выйти из боя и разойтись по горам и лесам. Надо спасать людей!
– Хорошо, – шепнул Стоян и потеснил противника.
С боем, сопровождаемые толпой янычаров, дошли они до арки, и Стоян, ударом снизу выбив саблю у противника, шмыгнул в ворота. Янычары не сразу догадались, что гайдук убегает, потому никто не погнался за ним. Когда же опомнились, было поздно. Несколько лучников выпустили стрелы, но Стоян прыгнул с обрыва в кусты и исчез.
Подбодренный успехом молодого гайдука, воевода решительнее пошел в наступление. Понимал, что обречен на смерть, и желал лишь одного – убить Сафар-бея!
Сафар-бей тоже дрался, как приговоренный. Гордость не позволяла ему просить помощи у своих подчиненных. Незначительная на вид рана сильно кровоточила и причиняла большие страдания. Смертельная бледность свидетельствовала о неимоверном напряжении всех сил.
Бюлюк-паша чувствовал: стоит ему споткнуться – и он погибнет. У него не хватит сил увернуться от сабли проклятого гяура.
Это состояние своего начальника заметил хитрый и вездесущий Карамлык. С криком «Он убьет его!» янычар раскрутил над головой аркан, накинул на шею воеводы и резко потянул на себя.
Воевода упал. Карамлык прыгнул вперед и наступил на саблю воеводы, чтобы он не перерубил аркан.
Ослепленный ненавистью и пережитым страхом, Сафар-бей ринулся вперед с поднятым клинком, чтобы поразить поверженного врага.
Но сквозь шум, стоны раненых и выкрики янычаров до него вдруг донесся от ворот короткий окрик:
– Ненко!
Сафар-бей замер, изумленно повел глазами. Янычары, решив, что поединок закончен, накинулись на воеводу и начали вязать ему руки. Карамлык подошел к Сафар-бею и с простодушным видом, плохо скрывавшим его хитрость, сказал:
– Извини меня, ага, что я вмешался в поединок. Мне показалось, ты вот-вот прикончишь воеводу. А я помню твой приказ – взять его живым…
– Хорошо, Карамлык. Благодарю, – ответил Сафар-бей и отвернулся, занятый совсем другой мыслью.
Кто остановил его? Кто выкрикнул это странное таинственное слово «Ненко», которое преследует его повсюду? Он оглянулся.
От ворот спешил янычар. Что-то очень знакомое показалось Сафар-бею в его лице и походке. Ба! Да это же польский купец!.. То есть – казак… Нет, невольник… Тьфу!.. Впрочем, одному Аллаху известно, кто он на самом деле! Может, сам шайтан в образе человека?
– Ты? – кинулся ему навстречу Сафар-бей, еще не веря своим глазам.
– Я. Слава Богу, успел! – произнес Арсен Звенигора, вытирая рукой пот с лица.
– Что все это значит? Как ты здесь очутился?
– Об этом потом. Я видел, ты взял в плен воеводу Младена. Ради всего святого, ради самого себя сохрани ему жизнь, не разрешай издеваться над ним, пока я не поговорю с тобою. – И добавил тише: – наедине…
Сафар-бей как-то странно посмотрел на казака и распорядился отвести воеводу и его жену в дом, держать под стражей.
То ли от потери крови, то ли от неожиданной встречи с недавним невольником, знающим тайну его прошлого, он еще больше побледнел и казался очень взволнованным. Черные глаза поблекли, стали мутными.
Но никто из подчиненных не заметил, как изменилось лицо бюлюк-паши.
Отдав приказание перевязать раненых и отправляться на помощь отряду Гамида, Сафар-бей подозвал Карамлыка.
– Видишь этого янычара? – указал взглядом на Арсена.
– Да, ага.
– Не спускай с него глаз!
– Слушаюсь, ага.
Сафар-бей подошел к Арсену, взял под руку и направился к дому. Карамлык двигался за ними, следя за каждым движением незнакомца.
В полутемном помещении уже рыскали янычары, заглядывали во все углы, – искали, чем бы поживиться.
– Вон отсюда! – напустился на них Сафар-бей. – В ущелье до сих пор продолжается бой, а вы, бездельники, шарите здесь… Марш быстро туда!
Янычары вмиг исчезли, будто их ветром сдуло. Остались только два караульных возле пленных.
Хмурым взглядом обвел Сафар-бей небольшую комнату. Пусто и неприветливо. Над головой – серый каменный свод. На полу и на стенах – шкуры диких зверей, узкие окна-бойницы. Вдоль стен – тяжелые деревянные скамьи. Посреди комнаты – такой же грубый, потемневший от времени еловый стол. Напротив и справа – двери в боковые комнаты.
Смутные воспоминания всплывали в памяти аги. Радость – наконец-то захватил гайдуцкое гнездо, много лет не дававшее покоя туркам, – уступила место глухой тревоге. Неужели он был в этой хижине? Почему ему кажется, что он уже видел эти шкуры под ногами и эти широкие скамьи вдоль стен?.. Бред это или сон? Нет, не сон! Он все же бывал здесь! Только никак не припомнит – когда?!
Сафар-бей в смятении провел рукой по глазам. Арсен внимательно наблюдал за ним. Что происходит сейчас в его душе? Может, далекие воспоминания детства все же возродились в его памяти?
А Сафар-бей и вправду напрягал память. Он как будто вспоминает, что за той дверью, которая прямо перед ним, должна быть комната с одним высоким стрельчатым оконцем. Стены ее также завешаны шкурами и оружием. А из нее есть еще дверь в другую, меньшую комнату… «О Аллах, неужели я в чем-то провинился перед тобой, что ты хочешь помрачить мой разум? – прошептал Сафар-бей, открывая темную дубовую дверь.