Старшина в черном жупане шагнул вперед, снял шапку и слегка поклонился.
– Братья! – воззвал он громко. – Я вправду Юрий Хмельницкий! Среди вас наверняка есть те, кто помнит меня с давних лет. Они могут подтвердить, что я не самозванец, а сын гетмана Богдана и сам гетман… Я призываю вас, братья, стать под мой бунчук, под мои хоругви! Султан Магомет поможет мне вернуть мою вотчину – село Субботов и славный город Чигирин, а также всю Украину!
Он еще раз чуть склонил голову и отступил назад.
Над рядами невольников прошелестело:
– Да, да – это он! Это он! Сам Юрий Хмельницкий!
Повеселевший Многогрешный, радостно блеснув глазами, обвел взглядом заколыхавшуюся толпу, которая приглушенно загомонила, удивленная появлением гетмана, и заговорил более уверенно:
– Братья, прочь сомнения! Вы избавитесь от кандалов, от каторги! Станете свободными людьми и получите оружие, как и я! Нечего долго раздумывать, такого счастливого случая больше не будет… Я тоже был невольником, а теперь, как видите, вольный казак! Вы немедленно получите одежду, оружие, а через месяц-другой будете на родине!.. Ну, кто желает – выходите вперед! С вас тут же собьют кандалы! Смелее, братья!
Многогрешный выжидательно поглядывал желтоватыми глазками на строй. Невольники тоже молчали. Но вот с левого крыла вышел вперед худой измученный невольник. Звеня тяжелыми кандалами, подошел к крыльцу, повернулся лицом к строю, поклонился, сказал глухо, давясь словами:
– Простите меня, братцы, и не кляните! – и опустил чубатую седую голову.
– Заклечаный, что ты делаешь? – крикнул кто-то.
– Сил нет больше терпеть, братцы, – ответил Заклечаный, не поднимая головы. Потом повернулся к крыльцу, поклонился: – Я согласен служить тебе, пан гетман!
Тот взмахнул рукой. Из-за крыльца вышли кузнецы с переносной наковальней, молотом и зубилом. Здесь же сбили с ног и рук Заклечаного кандалы.
Весело улыбаясь, Многогрешный выкрикнул:
– Начало положено! Кто еще? Живее, друзья!
Вышел еще один – низенький бледный парень, почти подросток. Молча поклонился, протянул кузнецу закованные руки. С них на землю упали густые капли крови. Юноша шатался от измождения. Сквозь грязные дырявые лохмотья просвечивало худое серое тело, выпирали острые ключицы.
Арсена трясло как в лихорадке. Да что ж это творится? Этак один за другим выйдут все? Кому они верят – Многогрешному? Турецким пашам? Султану? Своим злейшим врагам! Или этому ничтожеству – предателю Юрасю?
Он оттолкнул Романа и Гриву, стоявших впереди, вышел из ряда. Удивленный и возмущенный Воинов схватил его за рукав:
– Ты, часом, не спятил, Арсен?
Но тот вырвался и быстро пошел к крыльцу.
Многогрешный, не узнав казака, обрадовался. Его морщинистое лицо расплылось в улыбке, даже порозовело.
– Вот видите! – крикнул он. – Есть среди вас немало разумных людей!
– Есть, потурнак проклятый! – громко сказал, подходя, Арсен. – Не все здесь изменники, как ты со своим гетманом и его прихвостнями! – Он указал пальцем на тех, кто стоял на крыльце, а потом повернулся к невольникам: – Братья! Казаки! Я знаю этого иуду Многогрешного! Был вместе с ним в неволе на берегах Кызыл-Ирмака. Кому вы верите? Предателю, погубившему многих наших людей? Отступнику, который забыл веру и народ свой?.. Спросите его, как он здесь очутился? Продал нас, собака, чтобы спасти свою шкуру!.. Родина проклянет того, кто вместе с янычарами поднимет на нее руку!
– Арсен, берегись! – раздался чей-то зычный знакомый голос.
Арсен живо обернулся. Желтые глаза Многогрешного источали бешенство. Нижняя челюсть тряслась как в лихорадке.
– Проп-пад-ди, соб-бака! – прохрипел он, выхватывая саблю.
Арсен скорее инстинктивно, чем намеренно, поднял над головой, защищаясь от удара, скованные руки.
Сабля со скрежетом скользнула по цепи и переломилась надвое. Многогрешный с удивлением и злобой глянул на оставшийся в руке обломок. Какой-то казачок, стоявший сзади, выхватил и подал ему свою саблю. Но в это время ряды невольников дрогнули. Многие сотни людей с криком ринулись вперед, к крыльцу. Зловещие выкрики, топот ног, звон кандалов – все слилось в один грозный рев…
Чьи-то сильные руки схватили Арсена, потащили в середину толпы. А над самым ухом прогудело:
– Арсен! Брат! Встретил-таки тебя, холера ясная! Ховайся скорей среди людей!
Удивленный Звенигора почувствовал на своей щеке жесткие усы пана Спыхальского, который изо всех сил тянул его в самую гущу толпы.
А разъяренные невольники рвались к предателям, потрясая заржавленными кандалами. Со всех сторон тянулись страшные скрюченные руки, стремясь вцепиться в горло по-турнакам.
Испуганный Юрий Хмельницкий и его свита подались назад.
– Стража!.. – заверещал Многогрешный, прячась за спину здорового горбоносого турка.
Янычары загородили собою двери, выставили острые харбы.
– Дур! Вургун! Стой! Назад, поганые свиньи!
Стража оттеснила невольников. Янычары били людей копьями, плоской стороной сабель, сгоняя на середину двора.
Звенигора и Спыхальский, держась за руки, чтобы не потерять друг друга в этом ожесточенном круговороте, медленно продвигались туда, где над головами высилась пшеничная копна волос Романа Воинова.
– На каторги всех! – закричал позади какой-то ага. – Приковать к веслам!