В овраге, под горой, нашли следы ночлега. Вытоптанная копытами трава, свежий конский помет и огрызки сухарей говорили о том, что здесь ночевали несколько всадников и что уехали они отсюда не раньше сегодняшнего утра.
Не представляло труда проследить, куда они направились: кованые лошади оставляли такой четкий след, что с него трудно было сбиться. Под горою Роман нашел подкову и положил себе в карман.
Это была счастливая примета.
Поднявшись на гору, где кончался лес и начиналась степь, и увидев, что отсюда следы повернули на юг, в сторону Днепра, казаки остановились.
– Не догнать, – произнес сокрушенно Роман.
– Да, пешком не догонишь, – согласился Арсен. – Но есть же кони!.. Да и теперь я, кажется, догадываюсь, чья это работа.
– Чья?
– Чернобая! Я рассказывал тебе о нем… Похищение и продажу красивых девчат он сделал своим ремеслом. Решил, что на этом можно нажиться больше, чем выращивая хлеб и разводя скот. Негодяй!
– А может, кто другой тоже занимается этим подлым промыслом?
– Вполне возможно. Но, думаю, они все связаны одной ниточкой. Если хорошенько прижать Чернобая, то клубок распутается! Но мне почему-то кажется, что Стеха не минует Чернобаевки… Не будем терять времени, Роман. Айда домой!..
На хуторе их ждали с нетерпением. Вновь собрались все люди.
– Ну что, сынок? – бросилась к Арсену мать, как только появились казаки.
Арсен обнял мать за плечи.
– Ненька, Стеха жива и здорова. Но она в страшной опасности. Ее выкрали людоловы, чтобы продать в татарский или турецкий гарем… Не плачьте – мы постараемся вызволить ее. Готовьте, неня, обед, а то мы с дороги. А после обеда – в путь!.. Оставляю на ваши руки мою нареченную – Златку, ее раненого отца и моего друга и спасителя Якуба. Примите их, ненька, в свое сердце так, как я их принял в свое…
– Хорошо, сынок, – прошептала мать, прижавшись к сыновьей груди.
С Арсеном, кроме Романа, пана Мартына, Гривы и Яцька, выехали из Дубовой Балки еще пятнадцать добровольцев. Все – бывалые казаки Лубенского полка. Один Иваник никогда не нюхал пороха и не слышал посвиста татарских стрел, но Арсен не смог отказать ему: уж очень просился человечек.
– Да ладно, пусть едет! – махнул рукой и тут же пожалел.
Едва успел Иваник взобраться с колоды на высокого гнедого коня, которому не доставал головою и до загривка, как во двор влетела дебелая молодица. Лицо ее пылало гневом, глаза блестели. Сорочка распахнута, из-под очипка выбилась коса. Заметив Иваника, который пригнулся к гриве коня, стараясь быть незаметным, молодица в сердцах ударила кулаком о кулак.
– А черт бы тебя побрал, муженек! – завопила она. – В какую это дорогу ты собрался, бродяга этакий, головой бы тебя об нее стукнуло!.. Обзавелся детишками, а теперь на кого покидаешь их, сорвиголова! Или я двужильная – тянуть лямку и за себя и за тебя, разбойник ты несчастный?
Сорвиголова и разбойник совсем сник и побледнел, от этого стал казаться еще меньше.
– Зинка, п-прошу т-т-тебя, перестань кричать, – взмолился тихо. – Люди ведь кругом! Что п-подумают… знаешь-понимаешь!
– Чихать мне на твоих людей! Слазь живее с коня и марш домой, не то за чуприну стащу! Негодник! Бродяга! Ишь ты, разобиделся, что родная жинка не тем словом назвала – и наутек! Детей бросает! Воевать ему захотелось! Славы добыть!.. А чирей на задницу не хочешь?
– Зинка…
– Что – Зинка? Я у тебя уже восемь лет Зинка! Слазь, говорю тебе, да веди коня домой! Сам кидается сломя голову и коня еще уводит! Намучилась я с тобой, чума б тебя схватила в дороге! А теперь еще и вдовой хочешь оставить! Не дождешься!..
Распалилась она не на шутку. Могучей фигурой теснила коня, а тот, прижимая уши, пятился от нее. Перепуганный Иваник вцепился в гриву, словно в этом мог найти спасение. Но властные руки жены вот-вот достанут его и стянут вниз. Что делать?.. Что делать?.. Чего доброго, еще и подзатыльников надает! Ну, куда б ни шло, если б это дома, где никто не видит! Так нет же, перед всем хутором осрамить его хочет, противная баба!
– Зинка!.. – тонким голоском заверещал он. – Не тронь! А не то, вот тебе… т-того… знаешь-понимаешь… крест, все брошу… на Запорожье уйду… казаковать… знаешь-понимаешь!
– Что-о?! Ты еще мне грозить вздумал? – Она покраснела от негодования и схватила мужа за шаровары: – А ну-ка слазь! Тоже мне запорожец нашелся! Знаешь-понимаешь!..
Это было уже слишком. Смеялись казаки, смеялись женщины, даже ребятишки хохотали, повизгивая от восторга.
Иваник не стерпел такой обиды и выхватил из ножен саблю. Она молнией сверкнула над его головой. Жена охнула и отшатнулась. Этим не замедлил воспользоваться муж – ударил коня пятками под бока и вихрем вылетел из толпы.
Зинка на время растерялась. С лица сбежал злой румянец, нижняя губа задрожала.
– Иваничек, милый, куда же ты? Подожди!..
Тот даже не оглянулся – поскакал к спуску, который желтел среди зелени леса. Только там остановился и помахал рукой. Зинка тоже подняла было руку, чтобы ответить ему, но вдруг ей показалось, что муж насмехается над ней. Глаза ее вновь зло блеснули, смуглое миловидное лицо побагровело. Она подбоченилась и гаркнула так, что гул пошел по лесу:
– Только вернись, бродяга! Я тебе покажу!
Спыхальский, с интересом наблюдавший вместе со всеми эту сценку, удивленно покачал головой, лихо закрутил вверх рыжий ус и подтолкнул Гриву в бок: