Мать голосила. Женщины успокаивали ее. Говорили, что Стеха росла непокорной, даже норовистой дивчиной, – так, может, вздумалось ей в лес пойти, да там и задержалась. А то в соседнее село махнула. «Баклуши бить», – добавляли потихоньку кто поязыкастее.
– А когда б Звенигориха не панькалась так со своей доченькой-касаточкой, а хоть разок взяла бы за косы да всыпала березовой каши, то не пришлось бы голосить сейчас! А то избаловала дочку, словно она панночка какая, во всем ей потакала, а теперь – плачьте очи, хоть слезой изойдите! – злословила на улице полнотелая краснощекая молодуха.
Другая из толпы возразила ей:
– Ну что зря говорить, Зинаида! Стеха совсем не балованная дивчина. Красивая, работящая, скромная. И Звенигориха никогда не потакала ей. Может, и вправду утонула…
Весь этот разноголосый шум – плач, вздохи, пересуды, звучавший во дворе и рядом на улице, внезапно стих. Люди с надеждой и страхом всматривались в отряд странно одетых всадников, которые выскочили из леса и направились прямо к хутору.
– Ой, мамочка! Турки! – крикнула какая-то женщина.
– Откуда им тут взяться?
– Правда, турки! Погляди!..
Толпа заволновалась. Люди забыли о Стеше, о ее убитых горем матери и деде. Женщины и дети отошли во двор, мужчины, которые никогда не расставались с саблями, выступили вперед.
Отряд тем временем приближался. От него отделился всадник и погнал коня вскачь. Из-под копыт серого жеребца вздымалась пыль. И только перед самой толпой всадник осадил коня, который, присев на задние ноги и брызгая пеной из разорванного удилами рта, остановился.
– Люди, что здесь случилось? – с тревогой спросил он, снимая с головы шапку-янычарку.
– Арсен! Арсен Звенигора! Живой!.. – зашумели вокруг.
– Да, это я… Но, ради всего святого, скажите – у нас дома несчастье? Почему здесь столько людей? Весь хутор…
Пожилой селянин, почесывая затылок, выступил вперед:
– Да, видишь ли, казак, сами не знаем, несчастье или нет… Твоя сестра Стеха пропала… Погнала утром гусей на луг – и вот нет! Иль ушла куда, иль утонула, может… Никто ничего толком не знает… Мать плачет, убивается… Да вот и она!
Кто-то уже успел сообщить матери, что сын приехал. Женщина схватилась за сердце и побежала на улицу. За нею рысцой семенил дед Оноприй. Люди тоже повалили со двора.
– Арсен! – вскрикнула мать, и в крике том слились и радость и горе. – Стеши-то нету!..
Арсен прижал мать к груди. Начал утешать:
– Успокойтесь, мама! Я уже знаю… Что-нибудь сделаем! Найдется Стеша… Не иголка же… Не плачьте, родная!.. А вот и дедушка! – Казак поцеловался с дедом. – Побелели еще больше…
– Да как тут не побелеешь, по вас убиваясь!
– Не тужите, найдется Стеха! – успокаивал Арсен родных, хотя у самого сердце оборвалось. – А сейчас принимайте гостей… Моих друзей… Из самой Турции добирались…
Подъехали всадники: Златка, Спыхальский, Роман, Грива, Яцько. Между двух коней, на плотной попоне, под присмотром Якуба лежал Младен.
Арсен кратко объяснил друзьям, какое горе пришло в его дом. Печаль покрыла их лица.
– Перун ясный! – пробасил Спыхальский. – И тут лихо! Когда только люди избавятся от него?
Прибывшие завели коней во двор. Дед Оноприй вынес им сена. Младена внесли в хату, положили на кровать.
Хуторяне начали расходиться. Только дети и самые любопытные разглядывали смуглого серебристоголового турка и усатого горделивого великана, судя по произношению – поляка.
Вдруг во двор вбежал взволнованный Иваник.
– Нашел! – воскликнул он. Увидев Звенигору и незнакомых людей, смутился и уже тише добавил: – Знаешь-понимаешь, тово… след нашел!
– Где?
Все кинулись к нему. Обступили. Арсен схватил его за плечо:
– Говори! Где Стеха? Куда ведут следы?
– Э-э, знаешь-понимаешь, тово… и не знаю… Я только в-вот ленту девичью н-нашел… В-вот!..
Он разжал маленький кулачок. На ладони рдела шелковая ленточка от косы.
– Это Стешина! – воскликнула мать.
Арсен не раздумывал:
– Веди скорее! Покажи место, где ленту нашел, дядько Иван!
Все поспешили на луг.
– Вот тут! – показал Иваник на истоптанную траву под кустом ракитника.
Арсен внимательно осмотрел следы. Они четко были видны на влажном иле. Вот след небольшой босой ноги. Это, конечно, Стешин… Здесь она стояла долго. Должно быть, косы расчесывала. Не зря же именно здесь и найдена лента. А вот и несколько белокурых волосков на ветке ракитника. Постой-постой, а это что? Рядом – следы от сапог…
– Роман, посмотри! – позвал друга Арсен.
Роман вышел из толпы и нагнулся, приглядываясь.
– Тут было, кроме девушки, двое мужчин, – произнес он уверенно. Как и запорожцы, дончаки умели находить по следу дичь, а если требовалось, то и врага. – Видишь, следы разные: один – от сапог, узкий, длинный, со стоптанными каблуками, а другой – короче, на нем ясно видны отпечатки подковок…
– Значит, это не татары. Татарские чирики таких следов не оставляют, да никогда с подковками и не бывают.
– Конечно, не татарские… Тогда чьи?
Арсен не ответил. Махнул Роману рукой и, присматриваясь к притоптанной траве и растрепанным кустам ракитника, нырнул в заросли. Роман поспешил за ним.
След вскоре вывел их к лесу. Казаки невольно замедлили шаг. Земля здесь была сухой и следов не сохранила. Только сбитая головка сон-травы или сломанный плечом гнилой сучок кое-как указывали путь.