После паузы, словно устыдившись своего душевного порыва, Сирко досадливо поморщился, грубовато сказал:
– Тьфу, распустил нюни, старый пустомеля!.. Арсен, сынку, – Сирко вновь обнял казака, – спасибо тебе от всего коша за известие, которому и цены нет! Твои старания, твои мучения окупились сторицей в прошлом году и, верю, окупятся этим летом… Мы предполагали возможность нового турецкого нападения и теперь, убедившись в этом, сделаем все, чтобы Кара-Мустафа сломал себе шею на Чигирине, как и паша Ибрагим!.. Надо немедленно уведомить об этом гетмана Самойловича и воеводу Ромодановского. Поедешь сам – отвезешь султанский фирман. Может, гетман-скряга раскошелится и наградит запорожца-горемыку сотней золотых! Да еще, чего доброго, сам царь-батюшка пришлет подарок – и сразу станешь богатеем… Конечно, не говоря уже о нашем подарке… От коша…
– Что ты, батько! И так я сколько твоих денег растранжирил! Ни одного золотого не привез домой… – И казак рассказал Сирко, как спасался с друзьями от Гамида и его аскеров.
– Что упало, то пропало, – успокоил его кошевой. – Деньги – вещь наживная, были бы только мы живы да здоровы… А в дороге они просто необходимы, сам знаешь!..
Он подошел к столу, достал из ящика бархатный кошелек.
– Здесь немного, но хватит, чтобы десяток запорожцев не знали нужды в дороге до Чигирина… А теперь – слушай. Сначала заедешь в Чигирин, покажешь фирман окольничему Ржевскому – он решит, что надо делать. Это опытный воин… После прошлогоднего штурма, когда Чигирин наполовину был разрушен, он обновил стены, починил городские ворота, пополнил запасы. А если узнает, что вскоре придется снова встречать нежданных гостей, то подготовится еще лучше! Из Чигирина мчись в ставку гетмана. За Днепр. Думаю, там же встретишь и воеводу Ромодановского… У них и оставишь фирман – пусть отошлют царю… Но должен сказать тебе, что ни к первому, ни ко второму я особой приязни не чувствую… Гетман спит и видит в своей руке рядом с гетманской булавой еще и пернач кошевого. Однако всем известно, что рука та – слабая, хотя и загребущая, и пернач кошевого ей оказался бы не под силу… А с Ромодановским у меня давние счеты. Когда он захотел было закрепостить наших слобожан, я с запорожцами и слобожанами во времена Степана Разина малость потрепал его людей под Белгородом, и он затаил зло. Коварно схватил меня, заковал в кандалы и сослал в Сибирь… Рассказываю тебе об этом для того, чтобы знал, как держаться с ними обоими, чтобы отстаивать нашу Сечь. Пока речь идет о войне с Портой и Крымом, гетман и воевода считают запорожцев надежными союзниками, но как только война затухает, они оба стараются прибрать нас к рукам…
– Что же мне делать?
Сирко пристально посмотрел на казака.
– Самойлович будет стараться заставить запорожцев примкнуть к его войску, чтобы сообща защищать Чигирин… Необходимо исподволь убедить Ромодановского, чтобы не соглашался с гетманом, по-умному доказать ему, что мы не можем бросить Сечь на произвол судьбы. Если враг захватит нашу крепость, он этим самым откроет дверь в нашу хату. Ведь каждому ясно, что Сечь – надежная защита Украины от крымских ханов и турецких султанов. И пока существует смертельная угроза с юга, должна существовать и наша Сечь-матушка!.. Стало быть, здесь мы принесем больше пользы общему делу, нападая на тылы турецкого войска и угрожая Крыму, нежели присоединившись к левобережным полкам.
– Понимаю, батько!
– Ты дома уже побывал? – вдруг спросил кошевой.
– Один день всего.
– Мало. Но сам знаешь, какое время настает… Поэтому, повидав гетмана и воеводу Ромодановского, возвращайся назад! Будешь здесь нужен. А сейчас – иди! Выбери себе надежных попутчиков и ожидай. Я приготовлю письма – позову тебя…
С горы, от Субботовского шляха, Арсен и его товарищи увидели Чигирин и придержали коней.
Слева, на крутом известняковом холме, возвышается мрачный старинный замок. Он вознесся так высоко, что кажется, плывет в бездонном синем небе, как исполинский корабль. Сходство с кораблем ему придавала и остроносая форма, и целый ряд пушек, которые выглядывали черными жерлами из узких бойниц, и высокий, острый как мачта, шпиль смотровой башни.
Справа, под Чигиринской горой, которая звалась в народе Каменной, раскинулся город, обнесенный земляным валом с дубовым палисадом на нем. Вместо многих домов – руины или пепелища. Это следы прошлогодней турецкой осады.
Вдали, за городом, изгибаясь крутым коленом из-за Чигиринской горы, узкой блестящей лентой вьется по зеленому лугу Тясмин. За речкой темнеет в легкой дымке густая чигиринская дубрава.
Однако казакам некогда было любоваться прекрасным видом, и они погнали уставших коней к Крымским воротам.
Двор коменданта был запружен военным людом.
Казаки спешились, привязали коней к коновязи. Метелица пошел раздобыть сена, Секач и Товкач ринулись на поиски съестного, а Арсен со Спыхальским, Гривой и Романом Воиновым направились к большому каменному дому коменданта. Арсен решил, что было бы не по-товарищески самому вручать высоким военачальникам сообща привезенный из Турции фирман. Потому и пошли все вместе.
Молодой, бравый стрелецкий старшина, которому Арсен рассказал о цели их приезда, на минуту задумался.
– Коменданта, окольничего Ржевского, нет сейчас в городе, – произнес он наконец, не зная, как быть. – Разве что провести вас к полковнику?