Тайный посол. Том 1 - Страница 84

Он бился головой о твердую спинку тисовой кровати, возносил к небу руки и горячо шептал слова молитв и проклятий. А в его возбужденной, обескураженной и встревоженной душе бурлили неведомые до сих пор чувства и мысли…

Он вспоминал, как глухими, темными ночами думал о том, что и у него, одинокого, безродного янычара, где-то, возможно, есть мать, отец, родина, что, может, когда-нибудь встретит их…

И вот он встретил их… Но радости от этой встречи нет. Только боль и мука!.. Ну разве мог он вот так, сразу, склониться сердцем к тем, кого долгие годы считал своими злейшими врагами?

А Гамид?..

Он содрогнулся, вспомнив жирного спахию, которого всю жизнь, сколько помнил себя, считал старшим другом и наставником, почти родным… «О Гамид! – воскликнул он зло. – Ты не человек, а гадина! Шайтан! С тобой у меня еще будет крутой разговор!.. У-у…»

Мысль об Адике будто ятаганом пронзила его сердце. Он понимал, что, потеряв ее как любимую, нашел как сестру, но не знал, радоваться ли этому. Все перемешалось в его воспаленном воображении. «Адике… Златка… Сестра… О Аллах! Спасибо тебе хотя бы за то, что не допустил взять в жены свою сестру!..»

Вспомнил, что служба в ени чери – новом войске, иначе, янычарском корпусе – не принесла ему ни счастья, ни богатства, а только мрачную славу жестокого убийцы…

«Но я же все делал для прославления и укрепления власти солнцеликого султана, – оправдывался перед самим собой. – Во имя пророка! Во имя могущества Османской империи… А может, и здесь меня обманули, о Аллах?»

Подумал и о Звенигоре…

Какая прихоть судьбы свела его с этим невольником? Если бы не он, все, может, сложилось бы по-иному…

По-иному?

Но как? Убил бы воеводу, а жену его, свою мать, отдал бы бейлер-бею на истязания? И женился бы на Златке…

Его передернуло. Нет, хорошо, что Аллах не допустил всего этого!.. И тут же подумал: правильно ли поступил, задержав казака-уруса? Это был минутный порыв – свести Гамида с его прежним невольником. Посмотреть, как будет выкручиваться, оправдываться Гамид. И что скажет, когда увидит своего прежнего раба в роли свидетеля на справедливом суде над собой? А может, лучше было бы отпустить казака?.. Да, надо отпустить! С Гамидом он и сам поговорит, без свидетелей!

Разные мысли теснились в голове Сафар-бея, обгоняя друг друга. Но ни одна не приносила облегчения, а только боль, душевные муки… Одно знал твердо: никогда он не сможет признать родными Младена и Анку! Нет, нет!.. Это было бы ужасно!.. Пропало бы все, во что он верил и за что боролся… Разумом принимал, как безусловную истину, – доказательства все налицо, – а сердцем не мог принять. Не мог примириться с тем, что он, Сафар-бей, – сын гяура Младена, вожака презренных гайдуков!

Сафар-бей в исступлении поднял руку и сильно ударил ею по кровати. С раны сползла повязка, хлынула кровь. В глазах поплыли желтые круги, покачнулись стены, и он, теряя сознание, безвольно свалился на пол.

5

Когда Сафар-бей открыл глаза, то первое, что он увидел, было жирное темное лицо Гамида.

– Слава Аллаху, ты пришел в себя, мой мальчик! – радостно произнес спахия. Слегка прихрамывая на раненую ногу, тот приблизился к нему и грузно опустился на край кровати. – Тебе лучше? Ничего, грек Захариади быстро поставит тебя на ноги!

От неожиданной встречи у Сафар-бея снова поплыли перед глазами круги, и он опять потерял сознание. Очнулся от того, что Гамид брызнул ему в лицо холодной водой.

– Ай, как ты истек кровью… – словно из тумана пробивался голос Гамида. – Мне рассказали, что эту рану нанес тебе старый пес Младен… Жаль, что он сбежал со своей волчицей! Ты мог бы расквитаться за такой удар!..

– А может, Гамид, расквитаться мне следует с тобой? – тихо спросил Сафар-бей, чувствуя, как вместе со злостью, мгновенно заполнившей сердце, к нему возвращаются силы.

Гамид недоуменно глянул на молодого агу:

– Как тебя понимать, мой мальчик?

– Не смей называть меня так, Гамид! – закричал на него Сафар-бей. – Я все знаю!

– Что ты знаешь?

– Как ты выкрал меня и мою сестру… Что Младен – мой отец… Анка – мать… А ты… – Сафар-бей умолк и вызывающе смотрел на спахию.

Лицо Гамида посерело. Он беззвучно открывал и закрывал рот. Казалось, что вот-вот он задохнется. Такого поворота в разговоре он не ожидал и, сникший, молча собирался с мыслями. Наконец, запинаясь, промямлил:

– Опомнись, Сафар-бей! О чем ты говоришь?.. Это грязный наговор моих врагов! – Он поднялся с кровати и заковылял по комнате.

Сафар-бей горько улыбнулся, облизнул сухие горячие губы.

– Не прикидывайся невинным ягненком, Гамид! Ты совсем не похож на него… Не изворачивайся, как гадюка, – теперь не выкрутишься!.. Я презираю тебя, коварный шакал! Жирный ишак!.. На твоей совести гибель всего отряда! Ты предал товарищей, как потом предал и гайдуков! Ты выкрал меня, сестру мою…

– Сафар-бей! – перебил Гамид. – Одумайся! Ты пожалеешь, что посмел сказать мне столь неучтивые слова! Да простит Аллах тебя, несчастный!.. Припомни сам – не я ли относился к тебе, как к сыну! Ты учился в привилегированном военном училище, служишь в янычарском корпусе, стал бюлюк-пашой!.. Разве мог тебе дать все это твой отец-разбойник?.. Нет! Все это дал тебе я! А твоя сестра Адике… Если бы я был таким негодяем, как ты меня считаешь, то сделал бы ее своей женой или наложницей… Но я этого не сделал. Она воспитывалась вместе с моей дочерью, и я считал ее за родную… А тебе открыт путь к наивысшим должностям в государстве! Ты можешь стать пашой! Мало того, – даже бейлер-беем!.. Кто для тебя Младен и Анка? Неужели ты хотел бы возвратиться к ним и разделить их судьбу – судьбу людей, объявленных вне закона?.. Лучше совсем не знать таких родителей! Подумай: тысячи янычар, твоих побратимов по оружию, не знают своих родных и прекрасно обходятся без них. Образумься, Сафар-бей! Я спас тебя и дал тебе будущее!